Дороти Сэйерс - Загадочная смерть [Strong Poison] (перевод Е.И. Саломатиной)

— Достаточно для приблизительного анализа.

— Тогда вперед, дети мои. Тем временем подведем итоги.

Бантер вышел, и Паркер, который делал заметки в записной книжке, прокашлялся.

— Итак, — начал он, — насколько я понимаю, дело выглядит следующим образом. Вы утверждаете, Питер, что мисс Вейн невиновна, и вы пытаетесь доказать это, выдвигая убедительное обвинение против Нормана Эркварта. До настоящего момента ваши обвинения против него практически полностью касаются только мотива и доказываются его желанием ввести следствие в заблуждение. Вы утверждаете, что ваше расследование действий мистера Эркварта дошло до той точки, когда полиция может и должна взять его в свои руки, и я склонен с вами согласиться. Однако я напоминаю, что вам еще необходимо раздобыть доказательства относительно средства и возможности совершения преступления.

— Это я знаю. Скажите нам что-нибудь новенькое.

— Что ж, если вы это знаете, то все в порядке. Очень хорошо. Итак, Филип Бойз и Норман Эркварт были единственными оставшимися в живых родственниками миссис Рейберн, или Креморны Гарден, которая очень богата и которой есть что завещать. Много лет тому назад миссис Рейберн доверила ведение своих дел отцу Эркварта — единственному члену семьи, с которым она находилась в дружеских отношениях. После смерти отца ведение дел перешло к Норманну Эркварту, и в 1920 году миссис Рейберн оформляет постановление об опеке, предоставляя ему полное право распоряжаться собственностью. Она также составляет завещание, согласно которому ее собственность делится на две неравные части и переходит к ее племянникам: Филипу Бойзу достается недвижимое имущество и пятьдесят тысяч фунтов, а Норману Эркварту — оставшаяся часть. Последний назначается единственным ее душеприказчиком. Когда Норману Эркварту был задан вопрос об этом завещании, он намеренно сказал вам неправду: что основная часть имущества завещана ему, и даже зашел в своем обмане настолько далеко, что продемонстрировал вам якобы черновик завещания. Предполагаемая дата составления черновика оказывается более поздней, чем дата составления самого завещания, которое найдено мисс Климпсон. Нет никакого сомнения в том, что этот черновик был составлен самим мистером Эрквартом не раньше чем три года назад, а возможно, и в один из последних дней. Более того, тот факт, что обнаруженное завещание находилось в месте, доступном мистеру Эркварту, но не было уничтожено, дает основание предполагать, что в действительности никакого более позднего завещательного распоряжения просто не было. Между прочим, Уимзи, почему он не уничтожил завещание? Как единственный оставшийся в живых наследник, он и так получил бы все без всяких разговоров.

— Может быть, это просто не пришло ему в голову. Или, возможно, есть еще какие-нибудь родственники. Он говорил о каком-то дяде в Австралии.

— Правда? Итак, он не уничтожил завещание. В 1925 году миссис Рейберн впала в старческое слабоумие, была парализована и, таким образом, потеряла возможность контролировать свое финансовое положение или составить другое завещание.

Приблизительно в это же время, как мы узнали от мистера Арбатнота, мистер Эркварт вступил на опасный путь финансовых спекуляций. Он допустил ряд ошибок, потерял деньги, пустился в еще более рискованные спекуляции, чтобы покрыть убытки, и в конце концов оказался глубоко втянутым в катастрофическое банкротство «Мегатериум траст». Он конечно же потерял больше денег, чем мог себе позволить. Сейчас мы из открытия, сделанного мисс Мерчисон, — которое, надо заметить, я не должен официально принимать во внимание, — видим, что он постоянно злоупотреблял своим положением опекуна и использовал деньги миссис Рейберн для своих личных спекуляций. Он выставил ее имущество в качестве залога для получения займов и раздобытые таким образом деньги вложил в «Мегатериум траст» и другие сомнительные предприятия.

Пока миссис Рейберн была жива, он находился в относительной безопасности, так как должен был лишь выплачивать ей определенную сумму для покрытия расходов на содержание дома и ведение хозяйства. В качестве ее доверенного лица он оплачивал все счета и платил слугам жалованье. До тех пор пока он выполнял эти обязанности, никто не имел права спрашивать у него, что он сделал с основным капиталом. Но как только миссис Рейберн умрет, ему будет необходимо отчитаться перед другим наследником, Филипом Бойзом, за капитал, который он присвоил.

Итак, в 1929 году, приблизительно в то же время, когда Филип Бойз и мисс Вейн поссорились и разошлись, у миссис Рейберн был серьезный приступ, и она едва не умерла. Опасность миновала, но могла возобновиться в любой момент. Почти сразу же после этого Эркварт завязывает дружбу с Филипом Бойзом и приглашает его поселиться в своем доме. За время, пока тот живет в доме Эркварта, у него случаются три приступа, которые доктор приписывает гастриту, но которые по своим проявлениям сходны с симптомами отравления мышьяком. В июне 1929 года Филип Бойз уезжает в Уэльс, и его здоровье улучшается.

За время отсутствия Филипа Бойза у миссис Рейберн случается еще один сильный приступ, и Эркварт спешит в Уиндль, возможно намереваясь уничтожить завещание, если произойдет самое худшее. Но приступ минует, и он возвращается домой вовремя, чтобы встретить Бойза по его возвращении из Уэльса. В этот же вечер у Бойза случается приступ болезни, по симптомам схожий с теми, что были весной, но гораздо более сильный. Через три дня он умирает.

Сейчас Эркварт в полной безопасности. Как наследник оставшейся части имущества, после смерти миссис Рейберн он получит все деньги, завещанные Филипу Бойзу. То есть фактически он не получит их, потому что он их уже присвоил и растратил, но отчитываться о них ему уже не понадобится, и его мошеннические действия останутся в тайне.

Таким образом, свидетельства относительно мотива преступления представляются гораздо более убедительными, чем те, которые были выдвинуты против мисс Вейн.

Но здесь возникает проблема, Уимзи. Где и как яд попал в организм Филипа Бойза? Мы знаем, что у мисс Вейн был мышьяк и что она могла легко и без свидетелей его отравить. А единственная у Эркварта возможность сделать это была за обедом, но если в этом деле и есть что-то неоспоримое — так это то, что Филип Бойз был отравлен не за обедом. Все, что он пил или ел, также пили или ели Эркварт и прислуга, за единственным исключением бургундского, которое было сохранено, подвергнуто анализу и признано безвредным.

— Я знаю, — сказал Уимзи, — но это-то как раз и подозрительно. Вы когда-нибудь слышали, чтобы еда сопровождалась такими предосторожностями? Это неестественно, Чарли. Тут вам и шерри, налитое из только что распечатанной бутылки; тут и суп, и рыба, и тушеная курица — блюда, где совершенно невозможно отравить одну порцию, без того чтобы не отравить все остальное; омлет, как нарочно, приготовленный за столом руками самой жертвы; вино, запечатанное и подписанное; все остатки доедаются на кухне — можно подумать, что он сделал все возможное и невозможное, чтобы соорудить обед, против которого не может возникнуть никаких подозрений; и вино — как последний штрих всего этого неправдоподобия.

Представьте себе: самое начало болезни, все уверены, что это очередной приступ гастрита, а любящий кузен вдруг приходит к мысли, что это — отравление. Почему он в таком случае не сказал об этом врачам? Почему не поднял всех на ноги? Почему не добился срочных анализов выделений больного? Почему он решил, что его могут заподозрить? Почему вообще — вместо всего этого — он решил защищать от обвинения себя, если был невиновен?! Вести себя так мог только виновный. А потом — это дело с медсестрой.

— Совершенно верно. У медсестры возникли подозрения.

— Я не думаю, что он знал о них. Я говорю о том, что вы рассказали нам сегодня. Полиция снова допросила медсестру, мисс Уильямс, и она рассказала им, что Норман Эркварт предпринимал все возможные меры, чтобы никогда не оставаться наедине с пациентом и никогда не давать ему еду или лекарство даже в присутствии медсестры. Разве это не говорит о нечистой совести?

— Вы не найдете ни одного юриста или присяжного, который поверил бы в это, Питер.

— Да, но послушайте, разве это не кажется вам странным? Послушайте, мисс Мерчисон, однажды медсестра была чем-то занята в комнате, а лекарство, уже готовое, стояло на каминной полке. Она было стала извиняться, а Бойз говорит: «О, не беспокойтесь, сестра. Норман может подать мне мой допинг». Вы думаете, Норман отвечает: «Конечно, старина!» — как сказали бы вы или я? Нет! Он говорит: «Я могу что-то сделать не так. Лучше я предоставлю это сестре». По-моему, это довольно неубедительно, так ведь?

— Множество людей не умеют ухаживать за тяжелобольными, — сказала мисс Мерчисон.